среда, 14 декабря 2016 г.

Мероприятие по локальным войнам.

14-го декабря 2016-го года в Музее ДОСААФ состоялось мероприятие, посвященное локальным войнам. С докладом по венгерским событиям 1956-го года выступил заместитель командира Поискового Краеведческого отряда "Бомбардир" Новосельцев Виктор Анатольевич. Воспоминаниями о своём отце участнике подавления Венгерского мятежа  Герое Советского Союза Зинукове Михаиле Семёновиче поделилась Татьяна Михайловна Зинукова. Руководитель Пензенской областной организации Российского Союза Ветеранов Чугай Пётр Прокопьевич рассказал про своё участие в войне в Афганистане, а ребята из гимназии во имя Святителя Иннокентия Пензенского сделали доклад о эфиопско-сомалийской войне. На мероприятии присутствовали активисты Российского Союза Ветеранов, Российского Военно-Исторического Общества, Поискового Краеведческого отряда "Бомбардир",поискового отряда "Крепость"клуба "Засека" и других организаций.








среда, 9 ноября 2016 г.

Встреча с активом молодежного отделения “Региональной общественной организации краеведов Пензенской области»!

9-го ноября 2016-го года состоялась встреча руководства Пензенской областной организации Российского Союза Ветеранов (Чугай Пётр Прокопьевич)и Поискового Краеведческого отряда "Бомбардир"(Грязнов Олег Сергеевич, Новосельцев Виктор Анатольевич) с активом молодёжного отделения "Региональной общественной организации краеведов Пензенской области"- Евгением Мясоедовым,Михаилом Сёминым Светланой Князьковой, Анастасией Любишиной. . В ходе беседы обсуждались ближайшие мероприятия, перспективы сотрудничества и дальнейшего дружеского взаимодействия.



пятница, 26 августа 2016 г.

24 августа 2016 года



службу социальной реабилитации несовершеннолетних МБУ "Городищенский КЦСОН" посетили председатель Пензенской областной организации Российского Союза Ветеранов Чугай П.П. член Совета Пензенского отделения Российского Военно-исторического общества и администратор сайта Всенародной книги памяти Пензенской области Дворянкин С.А., командир поискового краеведческого отряда "Бомбардир" при Российском Союзе Ветеранов Грязнов О.С. , Сазонова С.Г.(фонд "Покров) и Юсупов Т.Ф.(Пензенское Офицерское Собрание).
В ходе поездки были проведены беседы с Мухратовой В.В. и педагогами,которые рассказали о положении дел в учреждении, успехах и проблемах,о проводимом на очень высоком уровне военно-патриотическом воспитании детей, чему свидетелями были и гости из Пензы. Была интересная поездка на мемориал Советским Воинам умершим от ран в госпитале во время Великой Отечественной Войны, за которым ухаживают  преподаватели и дети из"Бережка", ими проделана большая работа по поддержанию хорошего состояния Мемориала и поискам родственников людей,похороненным там. После поездки на кладбище и посещения святого источника и храма прп. Серафима Саровского в Чаадаевке  состоялась беседа с детьми, на которой было рассказано о работе Российского Союза Ветеранов и поискового краеведческого отряда "Бомбардир", о интересных поездках по изучению Волжско-Сурского рубежа, о работе над Книгой памяти Пензенской области, о проблемах военно-патриотического воспитания в Пензенской области. Очень надеемся, что такие встречи станут ещё чаще.
Хочется выразить глубочайшую благодарность за проделанную работу Мухратовой В.В. ,всем педагогам и работникам, которые занимаются этим тяжелым,но крайне необходимым делом. Ребятам из "Бережка" хочется пожелать крепкого здоровья, успехов в учёбе и вырасти достойными сыновьями и дочерьми нашей Великой Родины.

понедельник, 22 августа 2016 г.

В ДЖУНГЛЯХ ВЬЕТНАМА.
(БЕСЕДА С ВЕТЕРАНОМ ВЬЕТНАМСКОЙ ВОЙНЫ ПОДПОЛКОВНИКОМ АНДРЕЕВЫМ Е. А.)

50 лет прошло с тех пор, как Андреев Евгений Александрович, ныне проживающий в Пензе, в качестве советского военного специалиста исполнял свой интернациональный долг в Демократической Республике Вьетнам. В ходе беседы мы посмотрели на события тех времен глазами их непосредственного участника, что делает сведения ветерана уникальными.
Евгений Александрович, расскажите, пожалуйста, о своем боевом пути.
Я родился 79 лет назад. Окончил Горьковское радиотехническое училище, где готовили кадры для РВСН (ракетные войска стратегического назначения). Нас готовили защищать небо Москвы и Ленинграда. В 1965 г. я служил инструктором на полигоне, тогда же начали появляться новые подвижные зенитно-ракетные комплексы С-75 «Двина», на которые мы быстро переучились. В 1965 же году нас перебросили в Кяхту, где мы усиленно тренировались к поездке во Вьетнам для поддержки дружественного вьетнамского народа против американских захватчиков. Во Вьетнам мы вылетели из Иркутска, а техника была переброшена железной дорогой через Китай.
Фактически я был во Вьетнаме с самых первых дней боевых действий. У нас сразу были очень высокие показатели сбитых американских самолётов – 90%. Американцы вначале даже думали, что их сбивают непосредственно с территории СССР – настолько для них было неожиданным увидеть советских специалистов в таком количестве во Вьетнаме. Мы предлагали вьетнамскому командованию обстрелять и американские корабли, которые были в зоне досягаемости наших ракет, таким образом, уничтожив сразу большое количество вражеской техники. Но вьетнамское руководство добро на эту акцию не дало, побоявшись повторения судьбы Хиросимы и Нагасаки. Тем не менее, американское руководство, получив данные о качестве и количестве советских ракетчиков, отвело корабли дальше от берегов Северного Вьетнама.
В этой войне была применена новая техника Советского Союза, поэтому американцы сразу понесли большие потери. После первых же боев за 3 дня сменили весь состав американской армии. В новый состав входили немцы, воевавшие еще против Советского Союза во Второй мировой войне, некоторые из которых имели фашистские награды, таиландцы, японцы, конечно при американском руководстве. Большинство из них были застрахованные наемные солдаты.
С обеих сторон было применено много новых методов ведения боя. Например, у американцев была тактическая мышеловка, определяющая по излучению наше местонахождение. Так они ходят по кругу около нашей станции на расстояние выстрела, прорываются и сбрасывают бомбы. Но мы изобрели свой тактический прием против этого: находимся на одной позиции 30-40 минут, а потом собираемся и незаметно переходим на другую позицию. Американцы начинают делать налет на оставленный нами муляж, а мы уже ждем их на новом месте, обычно в районе транспортных путей. Была еще такая проблема: американцы могли уловить излучение нашего комплекса и по диаграмме направленности пустить ракету четко в цель. Мы же начали выключать установку, что напрочь сбивало противника, а включать стали лишь на 6 мин, чтобы дать пуск своему оружию.
Американцы и мы фактически превратили Вьетнам в полигон для испытания новых видов оружия. За время ведения войны ни один прием американцы не повторили. У Советского Союза была договоренность с вьетнамцами – все сбитые самолеты и другие предметы, необходимые нам, отправлялись в СССР для изучения их материальной части. Нам, например, посчастливилось сбить В-52, который упал в болото, и мы его в хорошем состоянии извлекли оттуда и отправили в Москву для исследования.
Также использовали сведения пленных американцев. В концлагерях американцы пробыли недолго, максимум 5 лет. Жестоких допросов не было, американцы сами четко отвечали на поставленные вопросы о тактике и вооружение. Они были спокойны, потому что их семьям платили в Америке страховку. Вообще американцы были достойным противником, в небе они были асами, летали замечательно, но были проблемы с патриотическим духом. Умирать они не планировали. Если русские шли до конца, американцы наоборот – как только увидят старт ракеты, не дожидаются, попадет в самолет или не попадет, не применяя никаких маневров, сразу катапультировали. Хотя потери среди американских наемников были колоссальны.
Как известно, в небе над Вьетнамом было сбито более 4 тыс американских самолётов, но на самом деле их было намного больше – вьетнамцы, видя, что КПД очень высок, начали считать сбитыми самолёты лишь тогда, когда находились и пилоты, и обломки. Это было сделано на всякий случай, чтобы оправдать низкий КПД собственных расчётов, если бы советские специалисты ушли. В небе Вьетнама находилось одновременно до 800 американских самолётов в час, аэродромы Южного Вьетнама были хорошо приспособлены американцами для нужд ВВС, тогда как в Северном Вьетнаме было лишь 3 хороших аэродрома, и поэтому советские лётчики заведомо оказались в невыигрышном положении – на 1 советский самолёт приходилось 6-8 американских. К тому же советским пилотам запрещалось покидать зону действий рядом с аэропортом. Поэтому роль ракетчиков на данном этапе была решающей. Хотя мы бывали и в Южном Вьетнаме, так как чёткой границы не было, и выполняли наш интернациональный долг и на территории, захваченной врагом.
В 1966 г. меня ранило. Американские заряды были не так опасны своей мощностью в тротиловом эквиваленте, как были опасны осколки от шрайка, над наполнением которого они много экспериментировали. Часто осколки были шариковыми и игольчатыми – поражали жизненно важные органы, особенно если учесть, что у шрайка была очень большая скорость, близкая к скорости звука. Мой товарищ получил сквозное ранение печени, я также получил ранение от шрайка, после которого в апреле 1966 меня доставили в Москву в госпиталь имени Бурденко, где я прошел курс лечения.
До 1980 г. я служил в РВСН и ушел из ВС в 1981 г., после чего долгое время работал в Всесоюзном Обществе Слепых, так как сам являюсь инвалидом 1-й группы по зрению.
Евгений Александрович расскажите, пожалуйста, о вьетнамцах, как они вели себя в этой войне, как относились к нашим военным.
Вьетнамцы очень храбрый и патриотичный народ, которые героически сражались с американскими захватчиками и в рядах Вооруженных Сил и в партизанских отрядах. Бывали частыми случаи, когда они подрывали американцев вместе с собой. Например, широко известен случай, когда вьетнамская патриотка подорвала себя в гостинице вместе с только что вселившимися туда американскими воздушными асами. К нам они относились крайне дружелюбно, справедливо, видя в нас единственных союзников в борьбе против иноземных оккупантов.
Тяжело приходилось вьетнамским летчикам, преимущество в небе, конечно, было за американцами. Не обладая большой силой и выносливостью, они к тому же сильно недоедали, в отличие от техников, которым выдавали хотя бы дополнительный паек.
Гибли тысячами. За что гибли? За свою свободу. Особенно было жалко гражданское население, которое страдало и от своих, и от чужих. Когда вблизи вьетнамского поселения начинались бои, часто было видно женщин, бегущих с целым выводком детей (10-17). Кроме того, местное население сильно не доедало из-за разрушения полей и других богатств природы – американцы сбрасывали все виды оружия, зачастую – напалм, фенол, различные химические вещества. Был во Вьетнаме один остров, его называли Огненным, туда американцы сбрасывали все возможные виды оружия. Местные безоружные вьетнамцы вели партизанскую войну, используя самые разнообразные методы: с помощью кипятка натравливали на американцев разъяренных слонов, кидали пчелиные улья, делали в лесу бамбуковые ловушки. Мы даже шутили, когда сбивали американский самолет, что его сбили бамбуковым копьем.
Вьетнамцы ­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­очень интересный, талантливый народ. Их искусство поражало своей экзотичностью, мастерством и красотой. В Северном Вьетнаме мы встречали множество прекрасных религиозных храмов, в большинстве своем буддистских. Но верований у вьетнамцев очень много. Однажды мы посетили каодаисткую общину, которая признает все религии, считая, что все они говорят об одном Боге. Они носят белые одеяния с Всевидящем глазом на груди, олицетворяющим божественный глаз. В то время это единственная церковь, где может главенствовать женщина.
Едят вьетнамцы всё, что двигается из живого, благо у них развито искусство соусов, которые помогают поглощать практически любую пищу. Например, вьетнамцы очень любят кушать собак, кошек, обезьян, лягушек и змей. При этом убивают они животных особым способом, например, загоняют буйвола и наносят ему массу ударов палками, чтобы, как они говорят, мясо было вкуснее. У одного нашего офицера была обезьянка, прошедшая с ним огонь и воду, он оформил практически все документы. И вот при оформлении документов она случайно юркнула за дверь и была тут же съедена находившимися там вьетнамцами.
В Вьетнаме огромное количество змей, от самых больших до очень маленьких, большая их часть ядовита, но вьетнамцы и из змей умудряются делать кулинарные шедевры. Основа всей вьетнамской кухни, конечно же, рис, он растёт здесь в огромных количествах и даёт хорошие урожаи – 2-3 раза в год. Очень много во Вьетнаме бананов, ананасов и другой пищи. Алкоголь вьетнамцы почти не употребляли, была дешевая банановая водка но популярностью она не пользовалась. Мы в основном алкоголь брали в Советском посольстве, а на Новый год офицеры получали по бутылке хорошего коньяка, солдаты – водки. Мыться приходилось только под душем, в речках мы не купались. Единственный раз пришлось плавать, спасая плот с техникой, который буксировал старый французский пароходик, заглохший на середине реки. И мы, несмотря на сильную бомбардировку, смогли успешно его спасти.
Цены во Вьетнаме были низкими и мы могли многое себе позволить, особенно из продуктов. А вот техники во Вьетнаме почти не было, а если и была, то дорогая. Радиоприёмники –только для доверенных людей и с согласия властей, чтобы не слушали вражьи голоса из Сайгона.
Скажите, пожалуйста, как Вы оцениваете перспективы отношений между Российской Федерацией и Вьетнамом.
Я считаю, что перспективы очень значительные. Победа Северного Вьетнама и СССР была безоговорочной, вьетнамский народ очень благодарен нам за свои свободу и независимость. Сейчас Вьетнам из отсталой страны, где практически не было промышленности, превращается в одного из флагманов мировой экономики: там производятся и автомобили, и электроника, и почти любая техника самых известных брэндов. За рынок Вьетнама идёт борьба между ведущими странами мира, и Россия не останется в стороне. Я уверен, что мы свой интернациональный долг выполняли не зря и нам есть чем гордиться.
Большое спасибо за беседу. Вы настоящий герой, честь и гордость нашего государства.

Беседу провела и записала Горбатова Юлия Борисовна

пятница, 3 июня 2016 г.

Военно-патриотический семинар 17 мая 2016-го года

Поисковый Краеведческий отряд «Бомбардир» при Российском Союзе Ветеранов в лице командира отряда Грязнова Олега Сергеевича и заместителя командира отряда, члена Молодежного отделения РООКПО Горбатовой Юлии Борисовны приняли участие в организации военно-патриотического семинара, посвященного локальным военным конфликтам XX века. Мероприятие состоялось 17 мая 2016 года в МБОУ «Гимназия во имя святителя Иннокентия Пензенского» в форме мини-конференции.
Были представлены доклады как приглашенных гостей, так и самих учеников. Председатель Пензенской областной организации «Российский Союз ветеранов» Чугай Петр Прокопьевич поговорил с ребятами о теоретических аспектах проблемы локальных войн,заместитель командира ПКО "Бомбардир", член Молодежного отделения РООКПО Горбатова Юлия Борисовна

в своем докладе раскрыла краеведческий аспект Вьетнамской войны, рассказав ученикам о ветеранах той войны, связанных с Пензенским краем.
Учащиеся 10 класса Сафронов Алексей и Карпов Леонид  подробно рассказали присутствующим ребятам о Вьетнамской войне. Учащиеся 9 класса, Гавриков Денис и Сафронов Николай, рассказали о войне между Эфиопией и Сомали за город Огаден в 1977-1978 годах.
Особенно много вопросов было адресовано почетному гостю мероприятия – подполковнику в отставке, герою Вьетнамской войны Андрееву Евгению Александровичу, 1937 года рождения. Он увлекательно рассказал гимназистам о своем  участии во Вьетнамской войне,героизме Советских и вьетнамских солдат и офицеров.В боях за свободу и независимость Вьетнама он  был тяжело ранен. Евгения Александровича ослепило световой бомбой и сейчас он практически не видит.

После мини-конференции гости гимназии наблюдали торжественное открытие школьного музея, посвященного Дню Победы.  
Горбатова Юлия Борисовна

четверг, 2 июня 2016 г.

Лев Михайлович Лебедь
Из воспоминаний (фрагмент)

После месячного излечения в Казанском госпитале меня направили в 37 запасную стрелковую бригаду, расположенную у железнодорожной станции Селикса, в 12 км от города Пенза. В состав бригады входили запасные стрелковые полки, запасной артиллерийский полк и ещё много специальных частей – сапёры, связисты и т. д. Все части занимались формированием пополнений фронта живой силой.
Прибыл я туда осенью, глубокой ночью. Никто мне не сказал, где я должен разместиться до утра, и я устроился на полу, где уже мирно похрапывала группа воинов. А утром с одним лейтенантом, который лежал рядом со мной, пошли на железнодорожную станцию. Там лежали штабеля различных строительных материалов. Мы взяли, ни у кого не спрашивая разрешения, пять листов фанеры. У тыльной стенки штаба полка сбили из фанеры шалаш, принесли соломы и так ночевали в этой соломе до заморозков. Могли, конечно, устроиться в землянке на 500 человек, на общих нарах из жердей, но пока не наступили морозы, в отдельном фанерном шалаше было уютнее. И тут меня пригласил к себе другой лейтенант на жительство в маленькую комнатку офицерского летнего домика, и стало совсем хорошо. С вечера «буржуйка» от накала красная, а к утру в чайнике вода превратилась в лёд. Но шла война.
В штабе бригады меня определили в запасной стрелковый полк пятым заместителем командира роты – это значит, что когда будет сформирована очередная рота для отправки на фронт, её командир с ротой отправится в бой, а первый заместитель ещё посидит в тылу, а потом командиром роты на фронт, затем второй заместитель, и так далее.  Со всего Советского Союза ежедневно в войска Селиксенского гарнизона прибывали тысячи новобранцев и запасников. Из них формировали маршевые роты по 250 человек, и ночами (в целях маскировки) грузили в железнодорожные эшелоны и отправляли на фронт. 
По приказу главного командования эти призывники должны были пройти определённую краткосрочную военную подготовку, но её или не было, или почти не было, но была на бумаге – в отчётах. Все люди были задействованы на обустройстве лагеря. Приближалась суровая зима – в эту зиму были большие снежные заносы, и морозы доходили до 40 градусов. Солдатам и командирам было не до военной подготовки. Они носили, я подчёркиваю – носили из леса сосновые брёвна, строили землянки вместимостью 500 человек каждая, плели лапти (да, лапти, до выдачи военного обмундирования), ходили пешком в Пензу за хлебом, т. к. тот маленький хлебозавод мирного времени не мог обеспечить новые и новые тысячи людей.
Можно остановиться и на проблеме отхожих мест – уборных. Земля смёрзлась, и такому многочисленному скоплению военнослужащих вырыть ямы под уборные было невозможно. Поэтому в ряд у лагеря строили помосты, много помостов высотой 2 метра, без каких-либо ограждений. Представьте себе снежную бурю, мороз 30-40 градусов, солдат по нужде взбирается по лестнице на этот помост, оголяет зад со страхом не отморозить его, и всё это просматривается на сотни метров.
В ротах на утреннем построении старшина объявлял:
- Одно отделение в Пензу за хлебом (конечно же, пешком)!
- Одно отделение в лес – драть лыко и плести лапти!
- Одно отделение в лес сосны пилить!
- Одно отделение строить помост для отхожего места!
- Один взвод на занятия (какие уж там занятия)!
- Остальные на строительство землянки-клуба!
Дезинфекционных камер тогда не было, и поэтому для борьбы со вшами выводили подразделения в поле, или в лесу разжигали костры, снимали с себя обмундирование, выворачивали его и вытряхивали вшей над дымом костров.
Командиров всех рангов для отправки на фронт и вообще даже очень не хватало. Отчасти от того, что несколько лет назад в армии произошёл их отстрел, но главное – потому, что Красная Армия стала многомиллионной. Командиры всех взводов и рот в основном были из запаса – бывшие краскомы (красные командиры, когда-то прошедшие трёхмесячную подготовку). Командование решило создать для них курсы повышения квалификации – очередников на фронт. Начальником курсов назначили подполковника, а преподавателей – из числа закончивших нормальные училища, преимущественно фронтовиков. Так я и стал преподавателем тактической подготовки по обучению командиров взводов. Кроме того, мне поручили прочесть лекцию для командного состава о глубоко эшелонированной обороне. Это в нашей тактике было новым. Но перед выпуском из училища нам прочли квалифицированную лекцию на эту тему. Так что я, после некоторой подготовки, успешно справился с этой задачей. Слушателям лекция понравилась, авторитет мой вырос.
Большинство командиров-курсантов отнеслись к учёбе очень серьёзно, но были и такие, что уклонялись от занятий и без дела бродили по лагерю, при возможности пьянствовали. Вот тут и со мной случилось такое…
К занятиям я относился очень серьёзно, с увлечением, гордился доверием ко мне. Как-то днём, в свободное от преподавания время, я шёл по лагерю мимо летнего клуба. На открытой сцене несколько молодых средних командиров (от лейтенанта до капитана) громко шутили, смеялись – в общем, резвились. Меня это привлекло и я влился в их шумную компанию. И вдруг все мои случайные товарищи присмирели, и с испугом на лицах разбежались (они чувствовали свою вину). Я удивился и повернулся в сторону, откуда угрожала опасность.
Перед сценой клуба остановились командир полка и комиссар гарнизона – полковой комиссар (четыре шпалы) по фамилии Гвоздовский. Комиссар посмотрел на меня с ненавистью. У него был очень острый и проницательный взгляд. Я в недоумении стоял смирно с рукой под козырёк. Представился, как положено. А он уничтожал меня презрительным взглядом, и громким до хрипоты голосом говорил:
- Страна истекает кровью, народ трудится днём и ночью, а они сбежали с занятий и болтаются без дела! Но у тех, что сбежали и прячутся, есть совесть, а этот разгильдяй, бездельник, сбежал с занятий и нагло смотрит в глаза…
Я не выдержал, и спокойно, не дождавшись окончания его речи, заявил:
- Я не разгильдяй и не бездельник, и смотрю не нагло. Я просто в недоумении от Ваших замечаний.
Он крикнул:
- Прекратить разговоры, немедленно отправляйтесь к начальнику курсов и пусть отправит Вас на трое суток на гауптвахту.
Я ответил: «Есть», и отправился к подполковнику – начальнику курсов. Он мне посочувствовал и посоветовал быть подальше от начальства, а особенно от комиссара Гвоздовского. Но на другой день я шёл по самым окольным переулкам, и нос к носу снова встретился с Гвоздовским. Он посмотрел на меня колючими глазами, и произнёс:
- А этот разгильдяй до сих пор не на гауптвахте. Ну, я займусь Вами и Вашим подполковником. Прочь с моих глаз! Сейчас же оформить арест.
Я ответил: «Есть», и ушёл. Снова доложил подполковнику. Он вздохнул, и с сожалением сказал:
- Я же Вам, товарищ лейтенант, говорил. Ведь Вы у меня лучший преподаватель.
Но через двое суток я шёл самыми безлюдными дорожками, и снова Гвоздовский. А я просто убежал, и прямо в поле, на трёхчасовые занятия на тему «Взвод в наступательном бою». Уже на втором часу занятий я увидел, что к месту занятий подъезжает легковой автомобиль «эмка» (в гарнизоне было всего две легковушки – комбрига и комиссара). На вид я не растерялся (это моё боевое качество – в тяжёлой фронтовой обстановке умел владеть собой), но сердце ёкнуло – перепугался изрядно. Тогда ещё страх над командирскими головами витал. Массовые расстрелы комсостава в 1937 г. и расстрел 9 крупных генералов в самом начале войны хорошо помнились. Ну, думаю, конец.
Итак, подъехала машина, из неё вышли комиссар и командир полка (фамилии не помню), при котором организовали курсы. Я подал команду: «Взвод, смирно! Равнение на середину!». Подошёл строевым шагом к комиссару, щёлкнул подковами на каблуках сапог, приложил руку к головному убору и доложил:
- Товарищ полковой комиссар! Взвод командиров курсов усовершенствования занимается тактической подготовкой. Тема: «Взвод в наступательном бою». Отрабатываются учебные вопросы: 1) Отдача приказа; 2) Выдвижение на рубеж атаки; 3) Атака.
Комиссар приказал продолжать занятия. Ни слова ни говоря, послушал отработку первого вопроса, сел в машину и уехал вместе с командиром полка.
Мне казалось, что всё прошло на должном уровне, но после их отъезда мне стало ещё страшнее, особенно когда, примерно через 20-25 минут, по учебному полю в нашем направлении бежал солдат. Он сказал, что меня срочно вызывает командир полка. Тут я совсем струхнул. Командир полка встретил меня сухо, и сказал, что меня срочно вызывает комбриг. Трудно кому-то понять моё состояние в то время. Нам были известны случаи (по слухам), когда в высший штаб вызывали командиров различных рангов, и после этого о них уже никто ничего никогда не слышал.
Пришёл я в штаб бригады, мне указали дверь комбрига. Тогда комбриг и комиссар сидели фактически в одном кабинете, только двери с надписями «командир» и «комиссар» были разные, против их столов. Очевидно, меня в училище вымуштровали хорошо, и поэтому, увидев надпись «командир», я не утратил самообладания, особенно, после того, как я постучал, вошёл в кабинет комбрига – начальника гарнизона, – и увидел ещё и комиссара. Сапоги на мне были по мне, начищены до блеска, с металлическими подковками, руку прикладывать к головному убору, щёлкать каблуками и рапортовать я умел лучше многих. Итак, получив разрешение, я вошёл и отрапортовал:
- Прибыл по Вашему вызову, товарищ комбриг!
Он встал, по-доброму улыбнулся, вышел из-за стола, подал мне руку и сказал:
- Вот это орёл!
Для меня это было неожиданно. Но ещё больше я удивился, что комиссар встал из-за своего стола, подошёл, и с теми же колючими глазами, но уже по-доброму, сказал:
- Это тот самый, о котором я Вам говорил.
Комбриг сел за свой стол и объявил, что он и комиссар приняли решение с завтрашнего дня назначить меня комендантом Селиксенского гарнизона.
Я представления не имел, что это такое. На это я ответил, что мне всего 22 года, я только ещё лейтенант, обязанностей моих в наших условиях, в военное время, в уставе не предусмотрено – подведу я Вас, товарищ комбриг. А он говорит:
- А вот комиссар за Вас поручился.
- Да и на фронт мне скоро, – сказал я.
А комиссар говорит:
- Вот наведите порядок в гарнизоне, и на фронт отпустим.
Итак, я стал комендантом гарнизона. И свалилось на мою голову такое, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Помещения нет, штата нет. В уставе мои обязанности освещены только для мирного времени, а тут столько нового, непредвиденного, никому не ведомого. И охрана многотысячного лагеря с его гарнизонными объектами, где все люди меняются через каждую неделю. И дисциплина, и отлавливание самовольщиков и дезертиров, и борьба с мародёрами, и контроль за противопожарной охраной, и светомаскировка, и ещё много-много такого… Помогло то, что мне было оказано полное доверие и дана полная свобода. Может, свобода была дана от того, что начальнику и комиссару гарнизона было не до меня. Они были слишком перегружены срочной работой по приёму, формированию и отправке людей на фронт. Все старшие начальники относились ко мне снисходительно, и поддерживали все мои начинания. За мной закрепили верховую лошадь и коновода, тоже с лошадью
Приступил я к работе. Организовал строительство землянки под штаб комендатуры и для комендантской роты, построил площадку для занятий по строевой подготовке с задержанными командирами, нарушающими форму одежды, строевую выправку, отдание чести и т.д. Много уделил внимания гарнизонной караульной службе и т.д. Я, конечно, давно забыл, как многие в то время, отличать день от ночи, и никогда не чувствовал усталости. Всюду появлялся верхом на лошади. Вот что значит молодость. 
Перечислю только несколько случаев из моей службы в это время. Как-то обратил я внимание на одного солдата из комендантской роты. Это был 46-летний, обстоятельный рядовой Гречишников. Дисциплинирован, опрятен, с образцовой выправкой, солидный и умный. Рядового Гречишникова я назначил своим адъютантом, которому я как отцу доверился, и не ошибся в этом. Однажды зашёл я в землянку комендантской роты. Красноармейцы обедали. Командир роты – пожилой старший лейтенант – доложил мне, чем занимается рота. Красноармейцы (солдаты) с неподдельной добротой угощают меня. Тут и мясо, и сливочное масло, и наваристый густой борщ, и всё в изобилии.
- Откуда это? – спрашиваю. А они чуть не хором отвечают, что комендатура – это самые уважаемые люди, и поэтому, в какую столовую они ни придут, им всё дают самое лучшее и сколько угодно.
Я, конечно, радуюсь вместе с ними. А когда вышел – усомнился. Война, всюду дефицит, в том числе и питания. А тут как «коммунизм». Все солдаты комендатуры из великовозрастных, от 40 лет и выше, их можно и послать на фронт, и задержать, упитанные и с хитрецой. Службу несут исправно.
Вызываю я Гречишникова, ещё раз остановлюсь на его характеристике. Рядовой Гречишников из крестьян, передовой колхозник, с неполным средним образованием (7-8 классов), представительный. Я приказал выдать ему новую форму (обмундирование), хорошо подогнанную по его статной фигуре. Он внушал доверие не только мне. Конечно же, он знал своё место, и я пользовался его советами (по моей просьбе) только в случаях его компетентности. 
Итак, вызываю я Гречишникова, и спрашиваю (в дружеской форме), почему это так любят солдат комендантской роты. И он отвечает:
- Хотите знать – обещаете слушаться меня в этой маленькой операции?
Я ответил согласием. Он предложил сегодня вечером в 23 часа следовать за ним:
- Следуйте за мной и моим советам, и всё узнаете.
В назначенное время я и он, укрывшись в кустах у одной из солдатских столовых, наблюдаем. Раздача пищи на ужин давно закончена, наведён относительный порядок. Шеф-повар – старшина – отпустил всю обслугу, осмотрелся, спокойно, не торопясь, загрузил вещевой мешок и карманы продуктами, вышел и замкнул столовую. И тут прямо перед ним внезапно появляются три солдата из комендантской роты с направленными на него винтовками с примкнутыми штыками, и угрожающими возгласами:
- Ага, попался, ворюга! Под трибунал захотел? А ну, пошли к коменданту гарнизона!
Взвыл тут шеф-повар:
- Не погубите, братцы!
Тогда один из трёх солдат отвёл от него штык и приказал сдать остальным двум всё, что нахапал.
- Да смотри, когда комендатура придёт с термосами, чтобы нам в первую очередь, да самое лучшее!
Я тут же захотел выйти из укрытия, но мой адъютант рядовой Гречишников преградил мне рукой путь и сказал, что операция закончится завтра.
Назавтра, во время раздачи обеда, мы подошли к этой столовой, стали так, чтобы не обращать на себя внимания, и видим – идут за обедом наши «уважаемые» солдаты. В раздаточной комнате полно солдат с термосами и вёдрами. И вдруг на пороге раздаётся зычный голос:
- Посторонись – комендатура!
Тут им навстречу шеф-повар, с подобострастием выхватил термосы, сам лично их наполнил.
В этот же день по согласованию с главным интендантом гарнизона и начальником штаба – пожилым полковником (фамилий их не помню), – старшина был разжалован и рядовым включен в первоочередную маршевую роту на фронт. Комендантская рота была срочно расформирована с приказом о зачислении её солдат в маршевые (фронтовые) роты. Через два дня была сформирована новая комендантская рота с новым командиром и политруком.
Разогнали комендантскую роту, которую так «любили» во всех столовых гарнизона, и на очередь стала гарнизонная пожарная команда. На этот не менее потрясающий случай первым обратил внимание Гречишников.
Дело в том, что в мирное время гарнизонное почтовое отделение вполне обеспечивало летний лагерь. В нём было минимум работников и одна лошадь с ездовым и телегой, перевозившие солдатскую почту в Пензу и обратно. А тут война, прибывает в гарнизон тысячное пополнение почти каждый день. Почти все пишут письма и все, переодевшись в военную форму, отсылают свою одежду домой. Почта всё это принимает, складывает в почтовом дворике и в сарае, и по мере возможности, отвозит на почту в Пензу. Как правило, в посылках были обноски, но иногда попадались и стоящие вещи. А что может перевезти одна лошадёнка? И тут солдатики гарнизонной пожарной команды, как правило, великовозрастные, сделали подкоп под почтовым забором, потихоньку потаскивали упомянутые посылки, сбывали их женщинам, приезжавшим из близлежащих сёл, и на базаре в Пензе. Деньги у пожарников появились немалые. Увлеклись они скупкой часов.
Разработали мы с Гречишниковым и эту операцию. Пожарную команду вызвали по тревоге в комендатуру (22 человека в команде). Разместили в одной из комнат комендатуры, выставили охрану, с запретом о выходе. Вызывали по одному. На моё обращение к очередному пожарнику: «Пожалуйста, скажите, который час?» – он поднимал манжет рукава гимнастёрки и сообщал. Я требую манжет поднять выше, потом ещё выше, и там появляются вторые и третьи часы. Часы были и в карманах, и даже на ногах. У большинства было от 3 до 7 часов, а у двух по 11. Тут же команду расформировали, и кого на фронт, кого по частям, где потруднее. Остались только 3-4 человека, у которых были одни часы. Шла война, большая, тяжёлая, кровопролитная, и некогда было заниматься расследованием. А почта пока так с посылками и осталась. Залило посылки дождями и замело снегом.
На очередь встал вопрос борьбы с новым бедствием. Громадный лагерь не был огорожен. Сотни, многие сотни женщин – матерей, сестёр, жён и других – ежедневно приезжали на встречу с убывающими на фронт. Может, это была их последняя встреча. Эти женщины проникали во все, самые дальние, уголки лагеря. Среди них десятки и сотни баб-мешочниц, спекулянток и просто нуждающихся в дешёвом краденом военном обмундировании. Они привозили махорку, самогон, кое-что из продуктов, и просто себя предлагали в обмен на обмундирование (в стране был голод на одежду). Воровство среди солдат (друг у друга) приняло угрожающий характер. Особенно от этого страдали узбеки – их особенно безбожно обкрадывали. В моих воспоминаниях на них стоит остановиться.
Новобранцев из аулов Узбекистана, призванных впервые и не выезжавших ранее из своих аулов, в наш гарнизон присылали целыми эшелонами, одетыми в разноцветные ватные халаты. Многие приезжали с пачками  денег (заработанных на хлопке) и запасом чая. Вид у них был дикий, по-русски, за редким исключением, они не понимали. Они всё время мёрзли и ворчали, показывая на живот: «Курсак (т.е. желудок) пустой, бревно большой». У одной полевой кухни их выстраивалось неимоверное количество, а у другой совсем немного. Обычно у кухонь собирались не ротами, а по землячеству – поэтому многие оставались голодными. В короткий срок формирования они научились только брёвна таскать на строительство землянок. И никакой военной подготовки. Иногда перед погрузкой на фронт им давали выстрелить один раз из винтовки вверх, у своей землянки. Их нещадно обворовывали. 
Дошло до того, что приводили отдельных солдат на развод караулов без штанов (т.е. без брюк), в кальсонах. А было и хуже. При осмотре солдат, выведенных на станцию для посадки в эшелон и отправки на фронт, обнаружили несколько солдат без брюк, без телогреек, без валенок (ноги были обмотаны портянками и другим тряпьём) – и это в снежные завалы и 30-градусный мороз. Чаще всего это были узбеки. Время погрузки в вагоны ночное – очень ограниченное. Попробуй, найди этому обворованному в течение получаса валенки и т.д. И находили, и быстро – снимали с тех, кто не ехал на фронт, с тех, кто под руку попался. Чаще это были солдаты комендантской роты, стоявшие в оцеплении.
При отправке эшелона, как правило, по очереди присутствовали комбриг, комиссар и начальник штаба бригады. Я же присутствовал всегда. На меня возложили обеспечение светомаскировки и службу оцепления района погрузки, чтобы обезопасить от проникновения посторонних лиц, и на случай задержания попытавшихся сбежать (дезертировать).
Теперь снова вернёмся к описанию вопроса борьбы с бабами-мешочницами, спекулянтками. Вызвали меня комбриг Ткачёв и комиссар Гвоздовский, и поставили передо мной задачу по борьбе с вышеупомянутым бедствием. Я и сам уже продумывал этот вопрос, и тут же ответил, что всё будет сделано, но меры будут неправомерными. 
- Делай что хочешь, но немедленно, – говорят они.
И тут моим советником снова был рядовой Гречишников. В течение недели было проведено три одинаковые операции. Вызвал я из частей, по согласованию с начальником штаба гарнизона, все три раза по 100 солдат с винтовками и командирами. Цепью прочесали территорию у лагеря и в лагере, задерживая всех мешочниц и подозрительных, и всех заперли в отдельную землянку. Через несколько часов стали вызывать по одной. И оказалось, что на большинстве из них надето по одному-два комплекта нижнего солдатского белья, брюк и гимнастёрок. В мешках были шапки, ботинки, валенки. А много мешков они ещё оставили перед вызовом в землянке. Всё это было отобрано и оприходовано. Женщины плакали, а иные ревели и даже выли от страха и нежелания расставаться с вещами, приобретёнными у солдат-воришек. Заперли их на ночь в землянке, а утром вывели под конвоем на станцию. На станции их построили, провели разъяснительную работу, предупредили, что если снова появятся в районе лагеря, ими займётся военный трибунал. Спросили, с какой стороны они приехали, посадили на платформы и в пустые вагоны очередного товарного поезда (не заботясь о том, где остановятся эти поезда), и отправили по домам. Очень жаль было женщин, ведь многих из них привела к этому война. Но что делать? Не отправлять же солдат на фронт без штанов.
Воровство практически прекратилось. Но много, много ещё было такого, о чем, ни в сказке сказать, ни пером описать. Описать, конечно, можно, ну хотя бы о том, что по согласованию с контрразведкой СМЕРШ гарнизона дважды пришлось вызывать из частей по 500 солдат и прочёсывать лес с целью задержания дезертиров и т. д.
Насколько можно коротко, расскажу о том, как я исполнял обязанности адъютанта начальника гарнизона. Начальнику гарнизона – комбригу Ткачёву – по штату был положен адъютант в звании старшего лейтенанта или капитана. Но комбриг, как патриот, решил, что он в тылу, а этот старший лейтенант или капитан нужнее на фронте. Однако были случаи, когда он без адъютанта обойтись не мог. В этих случаях он вызывал меня и говорил, что в течение двух-трёх суток я буду исполнять обязанности его адъютанта. Так было, например, когда он лично, без штабной свиты, решил обойти некоторые объекты (такие как столовые и другие) потихоньку, внезапно. Я следовал за ним, записывая всё, что он считал нужным. Потом я должен был передать его указания соответствующим командирам, штабам и начальникам служб, а через определённое время лично проверить исполнение и лично ему доложить.
Вот один из эпизодов. Заходим мы с ним в гарнизонную баню. Солдаты моются перед выездом на фронт. Старшина роты лично каждому выдаёт по кусочку мыла (кусок мыла разрезан на порции величиной с последний сустав мизинца – частей на сорок). Комбриг от негодования взрывается и кричит:
- Да этим же кусочком мыла х… не обмоешь!
Тут же вызываем начальников обозно-вещевого снабжения (ОВС) части и гарнизона, и уточняем. Оказывается, что кусок мыла выдавался старшине из расчёта один кусок на 10 человек. Комбриг приказал немедленно старшину отстранить, разжаловать в рядовые и на следующий день отправить на фронт, начальника ОВС части отправить на гауптвахту на трое суток, начальнику гарнизонной ОВС объявить выговор. Я же должен проследить, чтобы всё это было выполнено
А однажды комбриг назначил меня своим адъютантом в связи с приездом к нам с инспекторской проверкой маршала Советского Союза Ворошилова. Все эти дни я находился при комбриге, даже в присутствии Ворошилова. Ворошилов, заметив меня, спросил:
- А это кто?
И комбриг ответил:
- Это мой адъютант.
Маршал улыбнулся, и я был счастлив.
О Ворошилове я хотел бы рассказать подробнее. Приехал в наш гарнизон Ворошилов специальным поездом. Встречали мы его на станции Селикса с почётным караулом. Каким же я увидел Ворошилова? Наверное, ему в это время было лет 60 или около этого. Это был красавец-мужчина, подтянут, с образцовой выправкой, с добродушной улыбкой, за которой скрывались воля, сила, энергия. Довольно часто он расслаблялся и незлобиво, но именно по уважительным причинам, матерился. Однако перед строем частей и на официальных деловых встречах он этого не допускал. А иногда надо бы, но он умел собой владеть.
В день приезда в гарнизон Ворошилов решил проверить тактическую выучку и приказал:
- Завтра провести тактическое учение – батальон в обороне, полк в наступлении.
К наступлению полк подготовился плохо, неорганизованно, связь не налажена, без соблюдения маскировки и т.п. А оборона была ещё хуже. Окопались как попало, окопы мелкие, ходами сообщения не соединены, укреплений никаких, маскировка отсутствовала, дисциплина слабая, боевое охранение спало. На учебном поле, на котором проводились учения, бродили посторонние люди и т.п.
Перед началом наступления полк проверили представители ворошиловского штаба, а сам Ворошилов прошёл по обороне. Его возмущению не было предела. Он приказал это учение отменить, а полк и батальон построить для разбора. На разбор он приказал вызвать всех командиров частей, начальников штабов и политработников. На месте построения политработники вместо трибуны для Ворошилова вывезли грузовую машину (полуторку), украшенную лозунгами: «Да здравствует Клим Ворошилов!» и «Наше дело правое – враг будет разбит!». Подъехал Ворошилов на своей машине, посмотрел на лозунги, поднялся на эту трибуну, и с негодованием обрушился сначала на политработников, а потом и на построившиеся полк и батальон.
Для всех было ново такое негодование в адрес политработников (мы привыкли к тому, что их надо только восхвалять, кто думал иначе – тот враг народа). Он в пылу гнева говорил:
- Вы, политработники, своими лозунгами подхалимничаете и думаете, что враг будет разбит только потому, что наше дело правое. Вы думаете победить немцев лозунгами. А где вы были, когда полк готовился к наступлению, а оборона напоминала неорганизованное сборище?
Потом он обратился к строю солдат и командиров. Он говорил грозно, твёрдо, но без того негодования, а скорее по-отечески, как бы с сожалением и напутствием. Он говорил:
- Ах вы разгильдяи, лежебоки, лентяи, да как же вам не стыдно. Идёт такая кровопролитная война, а вы даже окопаться поленились. А ведь сейчас, когда мы ещё продолжаем отступать, главное – это закопаться и сохранить свои жизни, чтобы потом, когда наступит перелом, было кому наступать и гнать немцев до самого Берлина. А момент этот уже близок, и вы ещё напишете свои имена на стенах Берлина…
Солдаты и командиры стояли с поникшими головами, чувствуя свою вину. Они понимали, что он прав. Потом он сказал:
- А ведь вы можете, я надеюсь на вас, вы обязательно выстоите и с победой вернётесь домой!
И вдруг старые солдаты, участники прошлых войн, а за ними и все остальные, не дождавшись окончания речи маршала, во всю глотку заорали:
- Да здравствует Клим Ворошилов!
Подбрасывали при этом свои шапки и пилотки. Потом было несколько напутственных слов командирам. На следующий день учение повторили, и прошло оно вполне удовлетворительно.
Я до сих пор думаю, а понимал ли тогда маршал, что в первый раз учения не состоялись не потому, что солдаты и командиры разгильдяи, а потому, что среди них большинство солдат были совершенно не обучены, и перед выездом на фронт занимались не боевой подготовкой, а обустройством? Хотя штабные учения командного состава маршала удовлетворили.
Можно остановиться и ещё на одном, мне кажется, интересном эпизоде. Около нашего учебного полигона, куда приехал Ворошилов, были огороды колхозников, которые в это время вспахивали плугом поля, и вместо лошадей впрягались сами. Один старик ходил за плугом, а шестеро изнурённых женщин тянули лямки. Таких упряжек было две или три. Кто-то крикнул: «Ворошилов!». Они испугались, и стали разбегаться. Они решили, что Ворошилов их сочтёт провокаторами (время было такое). Ворошилов это заметил и приказал:
- Задержать и всех привести!
Перепуганных пахарей привели к маршалу. Он очень добродушно успокоил их и расспросил. Одна из женщин рассказала, что на мужа пришла похоронка – убит в бою, трое маленьких детей. Была корова, да забрали в порядке мясопоставки государству, и теперь они голодают. Ворошилов тут же приказал своему адъютанту (кажется, это был полковник Китаев) срочно с женщиной поехать к председателю колхоза и, если всё подтвердится, немедленно из колхозного стада выдать ей корову. Всё подтвердилось, и полковник доложил Ворошилову, что при нём корову отвели во двор колхозницы. Потом спец. поезд Ворошилова уехал, и мы приступили к обычной повседневной службе. Хотя в этот период в этой обычной службе было даже очень много необычного

Информационное сообщение


2-го июня 2016-го года состоялась встреча участников Поискового Краеведческого отряда"Бомбардир" при Российском Союзе Ветеранов и участников Молодежного отделения региональной организации краеведов Пензенской области с ветераном Карибского кризиса Бутовым Валерием Григорьевичем. Вступительное слово произнёс председатель областной организации Российского Союза Ветеранов Чугай Пётр Прокопьевич. Во встрече приняли активное участие командир поисково-краеведческого отряда "Бомбардир" Грязнов Олег Сергеевич и заместители командира ПКО "Бомбардир " Новосельцев Виктор Анатольевич и Горбатова Юлия Борисовна ,участники Молодёжного отделения региональной организации краеведов Пензенской области Тарасеева Юлия Игоревна и Малышева Дарья Владимировна,заместитель командира поискового отряда "Вездеход" Дмитрий Петрович Давыдов. Валерий Григорьевич увлекательно рассказал о своей героической службе на Кубе во время Карибского кризиса.Более подробный отчёт будет дан в ближайшее время